Длительность: 00:58:45
Философско-антропологический разбор человека, добра и зла начинается с введения в концепцию антропологических матриц, раскрывая вопросы о природе человека и навязываемых ему социальных установках. Экономическая модель, доминировавшая в современном мире, показала свою ограниченность, особенно после кризиса 2008 года, что поднимает более глубокий вопрос: кто такой человек? Экономика, по сути, является лишь инструментом, а не создателем нового типа личности, поскольку люди принимают решения, руководствуясь не только расчетами, но и интуицией, ценностями и мировоззрением. Западная цивилизация разработала шесть основных моделей определения человека, распространявшихся на весь мир, формируя различные подходы к восприятию человеческой природы. Античная модель рассматривала человека как микрокосм, стремящийся к гармонии, но со временем это привело к изоляции индивидуального сознания и патологии самовыражения. Далее следует модель человека как животного, основанная на гедонизме и потребительском поведении, ставшая фундаментом современной экономической системы. Конструктивистский подход, воспринимающий человека как "чистую доску", допускает его формирование и модификацию, что находит продолжение в идеях трансгуманизма. В XVIII веке сформировалась метафора "человек-машина", допускающая его алгоритмизацию и механистическое управление поведением, что создает угрозу в условиях развития искусственного интеллекта. Концепция антропологической ступени приводит к теориям расового превосходства, а идеи Дарвина, несмотря на их расистские корни, сохраняли популярность в СССР. Восточная антропология определяет человека через социальный статус, его принадлежность к роду и государству, что резко контрастирует с западным индивидуализмом. Русская антропология, в отличие от западной, акцентирует внимание на духовной природе человека, рассматривая его как образ и подобие Божье, а не просто набор социальных или биологических характеристик. Религиозные традиции оказывают влияние на восприятие человека: католицизм утверждает, что после грехопадения природа человека осталась неизменной, тогда как православие говорит о ее поврежденности, требующей преображения. Эта идея находила отклик в коммунистическом проекте, который также стремился изменить человеческую природу. Однако западная мысль тяготеет к предопределению, связывая успех с идеями избранности и детерминированности будущего. В православии же человек сохраняет свободу воли, постоянно делая выбор между добром и злом. Западная антропология строится на модели человека-индивидуума, стремящегося к целям через ресурсы, тогда как восточная культура рассматривает человека в социальном контексте, подчеркивая изменение сознания. В России человек не противопоставляется государству, а государственность воспринимается как органичное продолжение общества. Советский опыт пытался создать нового коллективного человека, но после Хрущева идеология перешла в материальную плоскость, уступая место комфорту и потреблению. Сегодня цифровая революция создает новые вызовы: корпорации стремятся формировать человека-потребителя, в то время как объем информации превышает способности ее осмысления. Современные технологии разрушают внимание и силу воли, что особенно заметно у молодежи, вынужденной отвлекаться сотни раз в день. Будущее человека находится на перекрестке: либо полное погружение в искусственный интеллект и киборгизацию, либо возвращение к фундаментальному вопросу о природе человека и его предназначении. Заключение подводит к необходимости сформулировать российский цивилизационный ответ на эти вызовы, опираясь на глубокие антропологические основания.